Преодоление узкопсихологистского, индивидуалистического толкования человеческой деятельности позволило преодолеть традиции, так называемой, «гносеологической робинзонады», утвердить принцип детерминированности человеческого познания, его социальной сущности. Однако, научный статус данного принципа требует дальнейшей детализации и уточнения.
1983 – 84 год.
Валерий МОЛЧАНОВ, кандидат философских наук
В текущей литературе можно нередко отметить факты, когда исследователь соответствующей проблемы фиксирует её в качестве проблемы «философско-социологической», без каких-либо последующих оговорок. Это относится к таким феноменам как «человек», «личность», «сознание, «общество», «деятельность», «практика», «труд» и т.д. Большинство профессионально работающих авторов со всей определённостью исходят из того, что, например, «философия», «естествознание или «политэкономия» суть вещи разные. Но в гораздо меньшей степени учитывается (а, порой, и вовсе не учитывается!) то, что философия и социология – это тоже далеко не одно и то же.
В самом деле, категориальный аппарат, точнее, номенклатура категорий, у философии и социологии весьма сходны. И та и другая познаёт человека. Обе они интересуются человеком как существом социальным. Каждая из них анализирует человеческое мышление в качестве специализированной деятельности мысли – в виде науки.
Всё дело, однако, в том, что для первой, т.е. для философии, человек есть вещь «бесконечная», существо «универсальное», в то время как для второй, т.е. для социологии, он – вещь «конечная», частичная. С позиций науки социологии, социальность человека выступает в виде «конечной совокупности» социальных качеств-способностей, а именно: функций и ролей а наличной социальной системе. Эти роли-способности надо просто усвоить, ибо они уже «есть» в наличии как некое множество «социальных вещей».
Так, почти вся литература по социально-биологической проблеме обсуждает именно то, в какой мере живое человеческое тело в состоянии быть носителем, «субстратом» общественно значимой (т.е. регламентированной коллективом) функции врача, мыслителя, политика, проповедника и т.д.
В итоге, эмпирически достоверную ситуацию, согласно которой, во-первых, не каждый человек выполняет именно эту функцию, а во-вторых, не все общественные роли выполняет именно этот человек, нередко выдаётся за, якобы, философски обоснованный «вывод» о социально-биологической «природе» человека. Между тем, констатация факта, выдаваемая за его объяснение, есть неверное объяснение! И его методологическая несостоятельность состоит именно в смешении философского понимания «социального» с его социологическим пониманием.
Изъясняясь популярнее, осёл Александра Македонского участвовал во всех битвах великого полководца и потому имеет полное право называться «македонским»… Но македонским не «Александром», а македонским… о с л о м! Поэтому можно согласиться с выводом редакции журнала «Коммунист» о том, что социально-биологический дуализм свидетельствует о «низкой философской культуре»./Коммунист, № 14, 1983, с.110./
Аналогичные соображения справедливы и по отношению к мышлению, познанию как атрибуту человеческого бытия. Они – «одно» с позиций теории познания, гносеологии и нечто «другое» по отношению к социологии познания.
Социология познания, как разновидность социологии вообще, способна зафиксировать только «факторы» социальности в познавательном процессе: язык, традиции, школы, парадигмы, коммуникации и т. п. Этот угол зрения на познание обычно дополняется, так называемым, «системным подходом», полностью остающимся в границах «факторного анализа» и который нельзя путать с «целостным подходом», как философским принципом.
С позиций социологии само познание и институциализированная форма, организация познавательного процесса, «управляющая» работой индивидуальной головы, являются с и н о н и м а м и. Проще говоря, индивидуум здесь выступает лишь «агентом» познающей мысли, ( «ослом» Александра Македонского…)
Вопрос, однако, не в том, «из чего» складывается социальное, а в том, «что есть» социальное как таковое и как оно т р а н с-формируется в ткань науки как «всеобщей силы человеческой головы» и «наиболее основательной формы общественного богатства» (К.Маркс). Такое понимание социальности доступно именно философии и зафиксировано оно в понятии «неорганического тела человека», как духовного, так и материального.
Со стороны своего неорганического («второго») тела человек выступает не как конечное существо («природная вещь» – в естествознании; «социальная вещь» – в социологии; «психическая вещь» – в психологии), а как существо б е с к о н е ч н о е, а именно: универсальное, само-устремлённое, само-обоснованное, само-деятельное и свободное.
Что касается собственно познания, то, например, естествознание и искусство, по определению К.Маркса, в силу сказанного, тоже являются «духовно неорганическим телом» человека, а наука вообще выступает формой духовной самодеятельности, сферой человеческого САМОпроизводства.
Говоря ещё определённее, в познании «социальное как таковое», (а не тот или другой «фактор» социальности), представлено к а т е г о р и я м и, как всеобщими формами человеческой деятельности. Являясь своеобразными «социальными генами» неорганического тела человека, они суть «гены» и для его же «органического тела», и для себя же самих.
Ген гена – это г е н и а л ь н о с т ь, т.е. то самое, что Аристотель именовал как «форма форм», а молодой А.Ф. Лосев - как «Самое Само»…
Значит, одинаково хорошо формообразуя у человека его общественные связи, чувства, мысли и дела, категории выступают конституирующим моментом также и познавательного процесса, организуя «изнутри» (а не «извне») весь процесс духовного производства, не зависимо от того, институциализирован он или нет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий