Они выживают, а не живут

Россияне справляются с кризисом, понемногу привыкая к бедности

По данным Минтруда, в прошлом году число россиян, живущих за чертой бедности, увеличилось на 3 миллиона и достигло 19 миллионов человек.

Большинство из них — семьи с детьми.

Социологи и экономисты говорят, что самое опасное в бедности — привыкание.

В среднем человек адаптируется к ней за пять лет.

Многие социально уязвимые уже смирились, но у «новых бедных» еще есть шанс. «Лента.ру» прочитала письма, которые люди отправляют в благотворительные фонды и оставляют на интернет-форумах. И попросила экспертов оценить обстановку.

Привычка к плохому

«Муж зарабатывает 25 тысяч рублей, хотя работает торговым представителем в большой корпорации. Я в отпуске по уходу до трех лет. На домашней подработке 14 тысяч получаю. И двое детей! Задолбало меня выбирать в магазине между яблоками и бананами что-нибудь одно. Сижу реву, как дура. Надо к школе 2000 сдать уже неделю назад, а у меня 1500 осталось в кошельке, и стыдно признаться: в родительском комитете все знакомые и думают, что у меня все хорошо».
Надежда П., Московская область
Наталья Тихонова, профессор-исследователь НИУ ВШЭ, главный научный сотрудник Института социологии РАН
Росстат определяет долю бедных — не менее 20 процентов.
По нашим расчетам, она приближается к трети населения.
Ситуация так запрограммирована, ведь государство допускает, что сегодня каждый пятый работающий получает зарплату ниже прожиточного уровня. Есть глубокая бедность — нищета, но в России глубокая бедность характерна для небольшой части населения.
Мы относим к этой категории людей, у которых нет средств купить мыло или туалетную бумагу. Таких у нас около 5-8 процентов.
Институт питания глубину бедности считает по количеству потребляемых продуктов.
По их данным, около 2 процентов россиян голодают.
По разным группам граждан кризис бьет неодинаково.
Рабочие в сельской местности сильнее всего пострадали от увольнений, несмотря на все разговоры об импортозамещении.
Практически в каждой седьмой семье в поселках и деревнях есть взрослый, не работающий без каких-то серьезных причин.
Такие люди и раньше были. Но сейчас на селе их стало в два раза больше.

Фото: Дмитрий Лебедев / «Коммерсантъ»

«Обидно от того, что в жопе мы оказались, не потому что лентяи, алкоголики, дураки. Все было хорошо, держались на плаву, мой туристический бизнес приносил прибыль, пусть и меньше, чем в 2014 году, но стабильно. А потом бац — Турция. У меня ноябрь в ноль, декабрь в минус, в январе закрылись и все распродали. Думали: ну, муж-то наемный сотрудник, руководящая должность, крупная стабильная фирма, проживем на его зарплату. Пару дней назад новости: новых объектов нет, всех ИТР под сокращение, начальство остается на три месяца закрывать сданные объекты. А дальше, если ничего нового не появится, то все свободны. Зарплата на эти три месяца — 30 тысяч. Все, приплыли».
Ольга А., Екатеринбург.
У среднего класса материальное положение либо стагнирует, то есть не меняется, либо ухудшается.
Сильнее всего в этой категории страдают жители крупных городов.
Сократились возможности для приработка, одновременно сократились и доходы.
А в структуре потребления жителей крупных городов заметное место занимали импортные товары.
«Больше всего бесит качество продуктов, которые и раньше говном были, а теперь хоть совсем не ешь. И перспектива одеваться у наших производителей одежды и обуви за бешеные деньги. Когда смотрю на все эти "наряды", реветь хочется. Я все детство провела в нищенской одежде. И это мой пунктик — хорошо выглядеть и ребенка одевать только со вкусом, а не во все подряд».
Марина С., Иркутск.
Для россиян плохая жизнь — не новинка.
Мы ведь недолго прожили в условиях относительного благополучия — лет 10-12.
Перед этим у нас был примерно такой же период, когда большая часть населения находилась в состоянии официальной бедности.
То есть зарабатывала ниже прожиточного минимума.
Но основная часть россиян прошла 90-е годы, когда было гораздо тяжелее, чем сейчас. Поэтому общая реакция на сегодняшний кризис — это временная ситуация, вызванная падением цен на нефть.
«Я хотя бы на несчастную Турцию и Египет собирала раз в год! Такая счастливая была в эти моменты. Знаю — не олигарх и ничего особенного не достигла. Но ведь среднестатистические люди тоже хотят быть счастливыми и радоваться жизни хоть немного».
Наталья Ф., Сергиев-Посад.
В среднем классе как нигде сильны патриотические настроения.
Пока готовность к жертвам сохраняется.
Никаких протестных настроений именно из-за нестабильной экономики сегодня не возникает.
У большинства есть некий запас прочности.
Люди пока пользуются обувью, одеждой, техникой, купленной в сытые годы.
Как показывает практика, обычно этот ресурс иссякает в течение 2-2,5 лет. Год уже прошел. Ситуация не критичная, но дальше падение доходов будет восприниматься куда болезненней.
«Нет у меня абсолютно ничего. Зарплата 25 тысяч, съем комнаты — 8. Есть ребенок, за садик уже долг накопили 6 тысяч. Няне надо 2 тысячи в месяц, но без нее никак! Работаю с 9 до 18 часов, потом надо до дома добраться. Ну и садик, как водится, до 18. Папа алименты не платит. Платил раньше за садик. А теперь ему зарплату не платят».
Светлана Д., Свердловская область.
Плохо то, что люди адаптируются к бедности.
Обычно это происходит в два скачка.
Первый продолжается полтора-два года. За это время изменения не воспринимаются как критичные. Нехватка средств обозначает всего лишь дефицит ресурсов, ничего более.
Второй этап начинается примерно через пять лет бедности.
К этому моменту меняется ценностная ориентация и круг общения.
Процесс привыкания не просто завершается, а приводит к внешним переменам в жизни.
А также к внутренним изменениям.
Если человек слишком долго пребывает в состоянии безысходности, у него развивается ощущение безнадежности. Он уже не склонен бороться за свои интересы, а думает только о выживании.

«Только начали жить чуть лучше, и опять сократили обоих. Сил уже просто не остается. Видимо, надо смириться с тем, что мы состаримся в нищете, и уже перестать рваться к хорошему».
Анна С., Волгоградская область.

Они выживают, а не живут

Елена Смирнова, директор благотворительного фонда «Созидание»:
Я вижу не ту Россию, которую показывают по телевизору. Мы ездим по сиротским учреждениям и домам престарелых и видим условия, в которых они живут. Мы уже 15 лет занимаемся этим.
«Что делать — не знаю... в больницу не еду. Потому как не в чем уже идти. Купить не на что. Не успеваем одевать детей. Пятому сыну сегодня пять лет исполнилось, а мне стыдно, что даже печенья к чаю не купим. Потому как на одних макаронах сидим...».
Семья Г. , Башкортостан.
Количество подопечных растет в зависимости от региона. Но кризис как таковой многие наши подопечные просто не заметили. Они и раньше плохо жили. Даже не жили, а выживали.
«У дочки одна ножка короче другой, очень нужен аппарат, а у нас нет возможности его приобрести, я узнавала, у нас он стоит 6000 рублей, и если я их отдам, то мы будем сидеть голодными целый месяц. Еще очень нуждаемся в постельном белье, дешевое покупаем, а оно красит и после первой стирки рвется... Маша моя часто болеет. Я ищу работу на дому, но ничего не получается».
Семья В., Бурятия.
Очень много писем приходит из сельской местности.
Основная категория, кому мы помогаем, — это жители деревень, сел, хуторов.
Колхоз развалился, другой работы нет. Это не тунеядцы и не пьяницы.
Люди хотят работать — но негде.
У них нет возможности медицинскую помощь получить, а в магазине часто приходится выбирать — хлеб купить или ребенку печенье.
Часто мы обращаемся в сельские библиотеки, в поселковые администрации с просьбой прислать координаты нуждающихся. Не все могут написать письмо. Им стыдно, что они попали в такую ситуацию. В каждом письме пишут: вроде руки и ноги есть, можем работать, просить тряпки — до слез обидно.
«В нашем селе трудно устроиться на работу, так как рабочих мест нет. Как матери-одиночке детское пособие на ребенка у нас — 399 рублей. Денег не хватает ни одеть ребенка, ни накормить, ни купить игрушку. В моем гардеробе имеются одни-единственные джинсы и юбка. Я просто не могу тратить деньги на себя».
Наталья Е., Забайкальский край.
Как правило просят постельное белье, школьные принадлежности, обувь. И вещи первой необходимости: куртки, штаны. Сарафанное радио им уже сказало, что за компьютерами и новыми домами — это не к нам. Мы специально отправляем бывшие в употреблении вещи, чтобы не провоцировать иждивенчества.
«Я никогда не сижу без дела. Держу корову: сметана, молоко, масло, летом огород: салаты, закрутки, овощи и картошка. Еще на лето беру цыплят-бройлеров. Но вот одеть-обуть детей не могу. Не хватает средств».
Семья Г., Башкортостан.
Уверена, что мы не зря отправляем посылки нуждающимся. У нас очень много подопечных, которые на ноги встают и начинают помогать другим. И даже пишут нам: «Спасибо, вы в свое время меня поддержали, теперь хочу отдать свой долг, помогая кому-то». Так что надежда есть.

Картошка нас спасет

Наталья Зубаревич, директор региональной программы Независимого института социальной политики:
Начавшийся кризис не похож на предыдущие, он медленный и долгий.
Все более очевидно, что в России сильнее страдают две социальные группы — семьи с детьми и пенсионеры.
Это по всей стране, независимо от региона.
Еще одна особенность — ситуация ухудшается постепенно, население адаптируется, снижая потребление и ужимаясь во всем. А кто долго живет в состоянии бедности, перестает сопротивляться.
«Живем в деревне, работы нет, держим небольшое хозяйство, а тут еще этот кризис. Получаю детское пособие 199 рублей, и я даже сыну не могу купить нижнее белье, не говоря уж об обуви. Он у меня тянется, растет, все, что у нас было, становится коротким».
Ольга С., Забайкальский край.
Приспосабливаясь, люди, особенно живущие в провинции, увеличат опору на личное хозяйство, на ту же картошку.
Сократятся возможности трудовой миграции.
В небольшие города, где нет работы, вернутся те, кто работал в крупных городах, на северной вахте.
Более активные станут искать подработки в неформальном секторе экономики.
Как и в любой кризис, кто-то будет, как лягушка, трепыхаться, а кто-то сложит лапки и снизит потребление до минимума.

Наталья Гранина

Источник: lenta.ru